122

МАТРИЦА ИНТЕРКОРРЕЛЯЦИЙ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ВЕЛИЧИНЫ ДИАПАЗОНА

ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ И ПАРАМЕТРОВ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ (ИЗВЛЕЧЕНИЕ)

Примечение. Значения коэффициентов умножены на 100; * –– тенденция значений связи, ** ––

P < 0,5; *** –– Р < 0,01.

123

В соответствии с приведенными выше результатами параметры эмоциональности, различающиеся по модальности или длительности (как в случае оценок гнева), зачастую демонстрируют противоположные по направлению линейные связи с величиной диапазона эквивалентности. Это обстоятельство, видимо, можно рассматривать как одну из существенных предпосылок наличия криволинейных соотношений тогда, когда с «аналитичностью-синтетичностью» сопоставляются обобщенные, комплексные (объединяющие разнородные характеристики) эмоциональные особенности. Очевидно, таковою является эмоциональная возбудимость, изучаемая в лаборатории В. С. Mop-липа (см. выше). Отдельные аналогичные результаты получены и в настоящей работе. Из анализа эмпирических линий регрессий следует, например, что с величиной диапазона эквивалентности v-образно связаны показатель «общей эмоциональности» по трехмодальному эмоциональному опроснику (равный сумме оценок радости, гнева и страха) и «рефлексивная оценка гнева». Последняя, в силу особенностей опросника, очевидно, в равной степени отражает и долговременный и кратковременный компоненты «гневливости», которые разнонаправленно связаны с показателями теста «свободной сортировки».

Перейдем теперь к обсуждению вышеописанных доминирующих тенденций в связях эмоциональных и когнитивных показателей. Первая из них согласуется с уже упомянутыми -литературными данными, свидетельствующими о синергических связях «аналитичности» преимущественно с параметрами отрицательной эмоциональности (тревожностью, угнетенностью).

Каковы возможные психологические механизмы этих связей? Вероятными представляются два механизма, связанные с двусторонним взаимовлиянием эмоциональных и когнитивных особенностей. Прежде всего можно предположить, что отрицательные эмоциогенные объекты (обстоятельства жизни, например) провоцируют субъекта к более детальному анализу ситуации в целом, в целях эффективного к ней приспособления. Так, например, обнаруженная в экспериментах [23], [26] большая детальность, дифференцированность оценок непривлекательных людей, по сравнению с привлекательными, объясняется авторами стремлением избежать конфликтов в общении при помощи тщательного «изучения» людей, с которыми такие конфликты более вероятны. Следуя этой логике, относительно большой удельный вес неприятностей и неуспехов в жизни способствует усилению «аналитической» направленности, так как чаще требуются операции анализа. В исследованиях Аткинсона (цит. по [9]) показано, что тревожные люди характеризуются преобладанием мотивации избежания неудач, ошибок. Тенденция «перестраховки», очевидно, предполагает тщательный «отбор» как конкретных целей и задач, так и соответствующих (гарантирующих от ошибок) форм и способов деятельности. Все это требует операций дифференциации, выявления специфики, т. е. анализа. Противоположная мотивационная тенденция — достижения успеха — такого «отбора» не предполагает, в этом случае множества выбираемых задач и предпринимаемых действий могут быть весьма широкими и, следовательно, имеют место условия, способствующие «синтетической» направленности.

Переходя к рассмотрению механизма обратного влияния когнитивно-стилевых характеристик на эмоциональные, заметим, что здесь отправным для нас является предположение о том, что в жизни нормального человека положительные «подкрепления», реальные достижения и успехи, встречаются с большей частотой, чем отрицательные — «неудачи», если иметь в виду главным образом первичные, элементарные мотивы и ценности (И. М. Палей, неопубликованные материалы). В психологической литературе можно найти косвенные подтверждения данного предположения. Так, большую обобщенность и, соответственно, меньшую информативность положительных эмоций по сравнению с отрицательными [1] можно рассматривать как следствия неодинаковой эмоциональной адаптации к «отрицательным» и «положительным» событиям, в силу большей частоты последних. Сюда же следует отнести данные о том, что уровень удовлетворенности первичных мотивов (связанных, например, с состоянием здоровья, общим положением в семье, материальным благополучием и т. п.) коррелирует (отрицательно) лишь с частотой и силой отрицательных эмоций, положительные эмоции даже при высоком уровне удовлетворения этих мотивов обычно не возникают [14], [30]. Боухер и Осгуд [13] указывают на проверенную в многочисленных экспериментах универсальную тенденцию чаще использовать слова, выражающие позитивные оценки, чем негативные (принцип «поллианны»). Есть данные [12], что соотношение этих оценок соответствует правилу «золотого сечения» (соответственно, 62 и 38%).

Из подтверждаемого этими данными принятого нами «статистического» предположения следует, что чрезмерная аналитическая направленность должна, очевидно, затруднить адекватное отражение того соотношения «наград» и «наказаний», которое существует в «генеральной совокупности» событий реальной жизни. В процессе «моделирования вероятного будущего» [11] для «аналитика» в прогнозируемом событии на первый план должна выступать его специфика, отличие от ранее пережитых аналогичных событий. А так как в прошлом опыте преобладали «успехи», то

124

прогноз «аналитика» будет менее благоприятным, чем при «синтетической» направленности ума³.

Перейдем к обсуждению второй из обнаруженных тенденций — сочетания «синтетичности» с повышенной «гневливостью». Данные об этой тенденции, учитывая ее силу, являются в немалой мере новыми, даже неожиданными (поскольку, в некотором смысле, противоречат рассмотренной выше связи «аналитичности» с отрицательной эмоциональностью), и требуют подробного анализа.

Отличительным признаком гнева является высокая степень активности субъекта в реакциях на отрицательный объект. Каково психологическое содержание этой активности, непосредственно связанное с субъективными переживаниями?

Ж. П. Сартр [27] считает, что своеобразие различных эмоций связано с характером «магического преобразования действительности», составляющего их психологическую сущность. Эмпирическую основу предлагаемой им интерпретации гнева составляют, в частности, эксперименты Т. Дембо (цит. по [27]), в которых было показано, что при решении задач повторяющиеся после первоначального успеха неудачи вызывали у испытуемых яркие реакции гнева, направленного, в частности, на экспериментатора. Вслед за Дембо Сартр видит здесь неосознанное стремление к, «субъективному психологическому благополучию», приводящее к искажению реальности (т. е. «магическому ее преобразованию»). Субъективной причиной неудачи как бы становится не сам человек (его недостатки, слабости и т. п.), а «плохой» экспериментатор, неблагоприятные обстоятельства, в целом «враждебный мир». В результате появляется возможность не разочароваться в себе, сохранить самооценку и т. п.

Многочисленные исследования фрустрации показали ее связь с возникновением агрессивного поведения, причем последнее сопровождается некоторым катарктиче-ским эффектом (см., например, [3]).

Учитывая эти положения, можно думать, что люди, склонные к длительным и усиленным реакциям гнева, отличаются выраженностью именно неадекватных, компенсаторных реакций. Но большая выраженность защитных механизмов характерна для «синтетиков» [22]. Отсюда установленное в работе реципрокное соотношение «гневливости» и «аналитичности». Замещение (недостижимых целей, объектов на другие, достижимые) и компенсации (за счет подмены одних причин неудач другими и т. п,) есть установление отношений эквивалентности. Это соответствует направленности на недифференцированное, подчеркивающее общности и сходства отражение реальности, характерное для «синтетиков». И наоборот, «аналитическая направленность», т. е. ориентация на специфическое, уникальное в объекте, будь то предмет, оценка, жизненная ситуация, цель или способ действия, очевидно, должна препятствовать замещению и компенсации как своеобразному установлению отношений взаимозаменяемости и эквивалентности.

В эмоциональности вообще и в любой из ее модальностных характеристик в частности можно выделить два компонента, по-видимому в некоторой степени независимых друг от друга. Один из них связан с эмоциональной чувствительностью, другой — с силой, глубиной и длительностью соответствующих эмоций. Условно данные компоненты можно ассоциировать с «афферентным» и «эфферентным» звеньями эмоционального процесса. Первый из компонентов, очевидно, касается условий возникновения эмоции и характеризует индивидуальные особенности в восприятии и первичной оценке эмоциогенной информации. Второй связан с параметрами непосредственно самой эмоциональной реакции в ответ на полученную информацию. Причем несомненно, что такая реакция осуществляется не только на уровне внешних проявлений, но и на уровне внутренней психической деятельности. Содержание этой деятельности различно для эмоций разных модальностей, и эти различия, прежде всего, касаются особенностей преобразования субъектом воспринятой информации (по Сартру — «магического преобразования действительности»), т.е. соотношения «афферентного» и «эфферентного» компонентов эмоции. Можно выделить два противоположных варианта такого преобразования, различающихся по степени включенности информации о действительном эмоциогенном объекте (являющемся причиной эмоционального конфликта) в структуру непосредственного эмоционального ответа. Эти варианты — «минимизация» или «максимизация» информации об эмоциогенном объекте. В первом случае объект, по существу, игнорируется — лишается специфических признаков, просто не замечается, заменяется мнимым и т. п. Во втором, наоборот, характерны чрезмерная концентрация внимания на объекте, акцентирование его специфики, «микроскопическое исследование» объекта. Важно, что в обоих случаях имеет место искажение объективной реальности. Первый вариант искажения,

125

видимо, типичен для модальности гнева, второй — для модальностей дистресса и страха.

Аргументы в пользу высказанных предположений можно найти, например, в концепции Шлосберга (цит. по [9]). Согласно этой концепции, одной из трех основных координат, при помощи которых можно описать мимические выражения разных эмоций (а по существу, сами эмоции), является координата «внимание — невнимание». «Внимание» описывается как максимальная установка и готовность к приему раздражений; на этом полюсе располагаются, в частности, эмоции страха, страдания. Противоположный полюс — «невнимание» — означает «закрытие путей» для поступления раздражений. Это характерно для презрения, отвращения, гнева.

Можно думать, что полученные в нашей работе отрицательные корреляции между оценками дистресса и гнева отражают противоположность этих эмоций по координате «максимизация — минимизация» эмоциогенной информации, а точнее — индивидуально-типические корреляты данной противоположности. Следствием этой противоположности является и разнонаправленность связей величины «диапазона эквивалентности» с оценками гнева, с одной стороны, и оценками дистресса и страха, с другой. Ведь вышеописанная эмоциональная координата содержательно родственна исследуемой когнитивно-стилевой особенности. Выраженную «синтетичность» можно рассматривать как тенденцию «минимизировать» информацию от объекта за счет абстрагирования от его специфических признаков. «Аналитичность», отражающая повышенное внимание к специфике каждого объекта, подчеркивание его уникальности, соответствует тенденции «максимизации» информации.

Таким образом, исходя из приведенных рассуждений, вышеописанные механизмы двух тенденций в связях эмоционально-модальностных особенностей с когнитивным стилем можно рассматривать как частные проявления единой обобщенной закономерности, описывающей на дифференциально-психологическом уровне относительное сходство этих характеристик в отношении субъективного преобразования информации об объектах.

Нами остались не рассмотренными положительные корреляции «кратковременных» оценок гнева с показателями величины «диапазона эквивалентности». Эти результаты указывают на существенные отличия кратковременных реакций гнева от устойчивых и длительных реакций, поскольку индивидуальные оценки последних реципрокно связаны с величиной «диапазона эквивалентности». Кажется вероятным, что эти отличия также касаются соотношений «афферентного» и «эфферентного» компонентов гнева. Тенденция «минимизации» в кратковременных реакциях быстро преодолевается, соответствующие искажения реального эмоциогенного объекта устраняются⁴. Аналитическая направленность, безусловно, должна способствовать этому преодолению в силу характерного для нее повышенного внимания к объекту, его специфике и уникальности.